Рассвет перед рождеством

Но что страннее, что непонятнее всего, это то,
как авторы могут брать подобные сюжеты,
признаюсь, это уж совсем непостижимо, это точно...
нет, нет, совсем не понимаю.
Н.В.Гоголь

Последний день перед рождеством прошел. Месяц величаво поднялся на небо по-светить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать и славить Хри-ста. Тут через трубу одной хаты клубами повалил дым и пошел тучею по небу, и вместе с дымом поднялась ведьма верхом на метле. Вдруг, с другой стороны, показалось пятныш-ко, увеличилось, стало растягиваться, и уже было не пятнышко, а просто черт знает что такое. Однако же по козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове, и по тому, что весь он был не белее трубочиста, видно было, что перед нами про-сто черт, которому последняя ночь осталась шататься по белому свету и выучивать грехам добрых людей. Поясним же, однако, что понадобилось этому адскому отродью во вполне христианской Диканьке.
Жил в Диканьке кузнец Вакула, силач и детина хоть куда, который черту был про-тивнее проповедей отца Кондрата. Будучи отменным кузнецом, Вакула занимался также малеванием и слыл лучшим живописцем во всем околотке. Все миски, из которых ди-каньские козаки хлебали борщ, были размалеваны кузнецом. Кузнец был богобоязненный человек и писал часто образа святых. Но торжеством его искусства была картина, нама-леванная на церковной стене в правом притворе, в которой изобразил он святого Петра в день страшного суда, с ключами в руках, изгонявшего из ада злого духа. Черт в аду вы-глядел таким гадким, что все плевали, когда проходили мимо; и с той поры черт поклялся отомстить кузнецу.
С этими-то намерениями черт и появился в Диканьке в самое для себя благоприят-ное время – в самую ночь перед рождеством. Остановившись над хатой кузнеца, черт спустился по воздуху, как по ледяной покатой горе, и прямо в трубу. Отодвинув слегка заслонку и увидевши, что в хате никого не было, выключая только старые черевики у по-рога, которые носила в хате Оксана, кузнецова жинка, и хлопчика лет десяти, кузнецова же сына, черт осторожно вылез из печи и оказался в хате. Загодя он прознал, что Вакула отправился со своим тестем Чубом в шинок, Оксана же направилась к куме посудачить о своей свекрови Солохе, так что помех своим пакостям он никак не ожидал. А пакость бы-ла задумана знатная - черт, желая поквитаться с Вакулой, решил ни много ни мало как утащить кузнецова сына, потешиться всласть, глядя на родительское горе, а уж потом, на-смотревшись на принародные унижения кузнеца, отдать мальца батьке, взяв с того непре-менную клятву убрать мерзкую доску из правого притвора церкви.
Кузнецов сын, Гринька, сидел на лавке у окна, глядел на ясный месяц и размыш-лял, сильно ли будет драть отец, если он удерет на колядки с парубками. Изобразив на своей гадкой рожице самое приветливое выражение, черт подобрался к остолбеневшему Грине и сказал: «Да знаешь ли ты, что твой батька всем своим счастьем мне обязан?» Ма-лец, от удивления, да и чего греха таить, страха, раскрывши рот, молчал. Приободрив-шись, черт продолжил: «Видишь старые мамкины черевики? Это те самые, что я для батьки твоего добыл аж у самой царицы. Мамка твоя обещала отцу твоему, что замуж за него пойдет не иначе, как в царских черевиках. Жалко, не застал я батьку твоего! Пого-ворили бы, вспомнили чего…Да и ты бы послушал, чай батька-то тебе не шибко много рассказывал. А может, хочешь и сам на царский дворец поглядеть? До утра в Петербург слетаем и в эту самую минуту и вернемся, никто и знать не будет.»
Гриня стал понемногу приходить в себя и осторожно кивнул. Радостно хрюкнув, что все так легко ему удалось, черт стал на четвереньки и предложил Гриньке сесть на не-го верхом. Хлопец в ожидании рождественского увеселения быстро уселся черту на пле-чи, и они мигом вылетели в трубу.
Черт решил спрятать мальчика на старом сеновале и торопился вернуться в Ди-каньку для исполнения самой восхитительной части плана - принародного унижения не-навистного кузнеца. Стряхнув хлопчика с плеч на сено, он собрался уже опять взлететь, но почувствовал, что и шевельнуться не может: кузнецов гаденыш сотворил крест. Более того, мальчишка что есть силы ухватил черта за хвост, и на его лице было самое реши-тельное выражение.
-Не клади на меня страшного креста. Все, что хочешь сделаю,- взвыл черт.
-Хочу поглядеть, как внуки моих внуков жить будут! - злорадно сказал Гринька.
-Не могу я этого исполнить,-простонал черт,-меня из ада за это выселят. Нам такие чудеса запрещены.
И вновь рука мальчишки поднялась для крестного знамения…
Они летели на большой высоте. Вдруг прямо над ними со страшным ревом проле-тела громадная птица с диковинными светящимися глазами на голове и по бокам тела. Крылья ее были недвижны, а за ней тянулся белый след, блестевший в лунном свете, как дорожка на воде и даже как бы клубившийся. Черт, не дожидаясь долго, резко заскользил вниз. Но и тут чудеса и диковины были в избытке.
Они летели невысоко над чудесной дорогой. Прямая и очень гладкая, она была ос-вещена какими-то не то лампами, не то фонарями, прикрепленными к высоким железным столбам и горевшими куда ярче, чем масляные фонари на губернской ярмарке. По дороге в обе стороны с замечательной быстротой ехали удивительные то ли кареты, то ли повоз-ки, непонятно как их назвать доброму человеку. Ехали сами по себе, без коней, да еще и светили перед собой. Ладно, в большие да ревущие коня еще можно было спрятать за чем-то внутри, да еще и не одного, но другие, совсем низкие, неслись-летели с тихим шо-рохом. И никакой, даже самый крошечный конь там никак не мог поместиться. Да и не бывало таких коней, чтобы так резво бежать могли, да еще и карету тянуть.
Коснувшись дороги, черт попытался оборотиться в одну из этих чудесных карет, но получилось непонятно что – вроде кривого ящика на копытцах, а на верху ящика восседал Гринька. Около них замедлялось движение, и из окошек повозок люди стали высовывать какие-то маленькие не то шкатулочки, не то табакерки, чем-то вспыхивающие. Черт на всякий случай вернул свое обличие и поторопился улететь с Гринькой от беды подальше.
Свету становилось все больше, внизу Гриня увидел вроде как поляну с кострами, ни дать ни взять луг за Диканькой в купальскую ночь. Черт пошел на снижение, угольки внизу стремительно приближались, рассыпались на более мелкие, и стало ясно, что это не искорки, а окна домов, уличные фонари, огоньки тех самых диковинных повозок, которые они видели на дороге. Путешественники оказались около громадного строения, весь низ которого был сплошь стеклянный. За стеклом недвижно стояли фигуры в самых стран-ных позициях. Присмотревшись, Гриня понял, что это деревянные идолы, размалеванные под доброго человека и одетые в самые невероятные одежды. Снизу на идолах были на-деты у кого узенькие и совершенно срамного виды порты вроде тех, в которых щеголял исправников сынок, что в Киеве в студентах, а у кого широченные штаны, как у запорож-цев. Виднелись также и тулупчики вроде надутого рыбьего пузыря с простежкой, и бле-стящие вроде как свитки в обтяжку и коротенькие шубейки нараспашку. А на головах идолов виднелось что-то вроде пушистого кисета с шишечкой на самой макушке. Тут Гриша разглядел на каждой фигуре бумажку, а на которых и две. Вспомнив цифирную премудрость, которую с таким трудом вколачивал в головы Диканьским огольцам мест-ный дьячок, Гриня сообразил: «Да это ж лавка, а на бумажках цены! А сидельцев нет! Вот это живут внучки! Да в одну эту лавку вся уездная ярмарка поместится!». Хлопец разглядывал это диво и вдруг обнаружил, что две фигуры стоят и вовсе без всякой одеж-ды, а рядом ухмыляется черт в таком самом наряде, что и эти, которые за стеклом. Изум-ленный хлопчик в следующий миг обнаружил и на себе такое же самое безобразие.
-Пап, купи мороженое,-раздался рядом голос. Гриша увидел хлопца примерно сво-их лет, только ростом малость повыше да потолще, в таком же дутом тулупчике, как и фи-гуры за стеклом в лавке. Хлопец шел с рослым мужиком вдоль окон лавки.
-Холодно. Простудишься,-коротко ответил мужик.
-Ну тогда снегоход.
-Мал еще.
-Сноуборд хотя бы. Праздник же сегодня,-заныл пацан.
-Тебе положили под елку хороший подарок. По- моему, совсем достаточно.
-Это уже второй смартфон! Дед тоже смартфон подарил. А я хочу снегоход.
-Сейчас разозлюсь,-пообещал отец.
«Ну, это понятно, драть будет» – подумал Гриша – «А вот интересно, вожжами у них дерут, кушаком али розгами? А про что говорят, в толк не возьмешь. Снегоход ему, вишь, занадобился! Одним бы глазком поглядеть, по какому это он снегу ходит да как». Черт хихикнул и в ответ на удивленный Гришин взгляд сказал:
-А ведь это твоя кровь и есть. Внук твоего внука. Сам хотел на потомков посмот-реть. Посмотрел?
Тем временем пара отец-сын совсем поравнялись с Гришей. Потомок посмотрел сквозь злые слезы на своего прапрадедушку и неожиданно ни с того, ни с сего взял да и показал Грише длинный розовый язык. Пока хлопчик приходил в себя от изумления, пара удалилась на некоторое расстояние. Невнятное нытье мальчишки слышалось еще какое-то время, пока не завершилось глухим шлепком. «А просто у них» - подумал Гриша – «Ни ремня, ни розог. Подзатыльник, да и конец».
Робко пошли они вдоль этой удивительной улицы. На домах, между столбами, над дверями домов разным цветом светились, переливались, мигали письмена и картины. В соседнем доме видимо был самый большой – столичного размера – шинок. За окнами виднелись столы под белыми скатертями ,и стояла на нах красивая посуда, так и сияющая белизной «Эх, вот бы таких плошек хоть пяток батьке добыть - с жалостью подумал Гри-ня –уж он бы размалевал! Это тебе не та глина, что наш Тарас-гончар за рекой копает!».
Около входа останавливались повозки, из них выходили люди в самой чудной оде-жде. На мужчинах были узкие порты и странного вида зипуны, а некоторые женщины были одеты в прямо царские длинные платья, другие же, срамно посмотреть, были без юбок! Лишь узкие полоски материи закрывали то место, что приличные люди не назовут. Несколько прохожих прижимали к ушам маленькие коробочки вроде тех, что Гринька ви-дел у пассажиров повозок на дороге, и разговаривали сами с собой, да еще и руками раз-махивали, прямо как диканьский юродивый Остапка.
Надо сказать, что и прохожие с любопытством оглядывали странного человечка с жидкой бороденкой и противным, гаденьким каким-то выражением лица, обряженного в костюм для горнолыжного спорта и испуганного мальчишку, шедшего рядом с этим не-приятным господином, и крепко державшимся за кусок лохматой черной веревки, непо-нятно зачем торчащей из - под куртки данного господина.
Вот возле шинка остановился еще один экипаж с бело-синей полосой по боку, и из него вышли два важных чиновника в строгих мундирах с какими-то палками на поясе, где козаку положено носить шашку. Сохраняя на лицах приличествующую их высокому са-новному положению значительную важность, господа неторопливо направились прямо к нашим путешественникам.
-Гражданин, предъявите документы,- строго обратился один из них к черту.
Черт от беды решил было быстренько улететь, но одежда, которую он украл из лавки, помешала магии. Тяжело подскакивая-подлетывая он лишь смог проскочить мимо следующего дома, где увидел приоткрытую дверь со светящими письменами над ней и юркнул в спасительную темноту. Грамоте черт, конечно, выучиться не удосужился, да и Грине было не до того, чтобы вспоминать дьячковы уроки, так что вывески «РЕТРОКИ-НО» ни один из наших путешественников прочитать не смог. Дверь за ними захлопну-лась и путешественники оказались в большой темной комнате, уставленной рядами кре-сел. Народу в комнате было мало, присутствующие сидели в креслах и смотрели в огром-ное окно на одной стене комнаты. А за окном и вправду происходили чудеса! Тетка, по-хожая на Солоху (но лицом покрасивее), прятала гостей в мешки, потом пришел ее сын, кузнец, и потащил эти мешки из дома. Гриша видел хату, так похожую на отцовскую, и людей, так живо напомнивших ему соседей и родственников. Хлопцу так захотелось к ним, что, плача, он побежал к окну.
События же в удивительном окне развивались неожиданным порядком. Заоконный черт вылез из мешка и пытался обмануть кузнеца. Ободрившись, наш черт выпрыгнул из неудобной одежды, и, как-то умудрившись выдернуть хвост из Гришиных рук, тоже по-скакал к окну, помочь товарищу из преисподней. Он-то ничего не забыл и знал точно подлый Вакулин норов.
Вдруг зажегся в комнате яркий свет, и окно превратилось в огромное застиранное белое полотно, к которому черной кляксой прилип черт. Уже известные нам сановные господа в мундирах, стоявшие на пороге, направились к черту и, крепко взявши его с двух сторон за лапы, повели к выходу. Выйдя на улицу, господа сноровисто втолкнули черта в глубь кареты и с лязгом захлопнули за ним заднюю дверь, а сами открыли боковые двери и уселись на мягкие сиденья. Сидевший впереди господин в таком же мундире положил руки на большое колесо и повернул какой-то ключ около колеса. Карета фыркнула, за-тряслась и стала пускать из-под себя синий вонючий дым.
Сердце у Гриши замерло – куда там качелям, куда там ледянке, летящей с обрыва к проруби! Для Гриши черт был единственным знакомцем в этом чужом мире, и вот сейчас умчится карета и останется Гриша один и не видать ему родимой Диканьки! Как молния прыгнул Гриша на запятки кареты, ухватился за ручку на той двери, которой пропал черт и намертво за нее уцепился. Тут же карета помчалась по широкому проспекту. Экипажей было много, они обгоняли друг друга, неожиданно появлялись перед каретой, где обмирал от страха Гриша, но обошлось без происшествий. Наконец экипаж остановился перед се-рым неуютным зданием с мрачными решетками на окнах. Гриша перевел дыхание, взгля-нул на свои руки, намертво вцепившиеся в ручку двери, и…не увидел рук своих! В ужасе закрыл он глаза и чуть было не заорал что есть мочи, но вдруг услышал явственно голос черта, говоривший «Тихо ты, они нас не увидят».
Тут открылись боковые двери кареты, решительным шагом вышли господа в мун-дирах и, не обращая никакого внимания на Гришу, направились к задней двери кареты с явным намерением вытащить оттуда черта. Вот с лязгом открылась дверь, чиновники ух-ватили черта за лапы, потянули из кареты, и …уставились на свои пустые руки!
Гриша открыл глаза и увидел, что они стоят на другой стороне улицы, а вся карти-на, разыгрывающаяся около кареты, видна перед ними во всех подробностях. Чиновный господин замер столбом перед открытой задней дверью кареты, выпучив глаза и разинув рот. Второй сановник, наоборот, замахал руками и все повторял: «Чур меня, чур меня!» Потом добавил: «Не надо нам было так рано начинать Рождество отмечать. Ведь наотме-чались, Леха, до чёртиков».
Меж тем над Гришей и чертом заклубился туман, за которым исчезло все окру-жающее, померк свет, затихли все звуки. Когда туман рассеялся, они обнаружили себя на тротуаре, ограждающем мостовую. Ярко светил месяц, и снег на нехоженых местах так и сверкал крохотными бриллиантиками. По булыжнику мостовой громко цокали копыта лошадей, увлекающих за собой красивые кареты. Иногда встречались статные верховые в роскошных мундирах. Господа офицеры прикладывали руку к треуголкам и раскланива-лись из окна кареты. По всему чувствовался праздник.
-Хочешь, в царицын дворец сведу? - спросил черт.
Гриня после невероятных последних приключений так устал, что никакого интере-са к дворцу у него уже не было. Хотелось скорее оказаться в родной теплой хате.
-Нет, не хочу ничего,-слабым голосом отвечал мальчик.
Каков был обратный путь хлопчик даже и не увидел: обняв черта за шею Гриша крепко уснул на его жесткой костистой спине.
Когда Гриша пришел в себя, он был уже дома. Как черт и обещал, родители еще не вернулись, хлопец решил сначала, что он слегка вздремнул и видел удивительный сон, но тут перед ним опять предстал черт в самом отчаянном виде. Он сообщил, что его прогна-ли с позором из ада, и теперь он бомж, т.е. лицо без определенного места жительства. Подвывая тоненько, он упрашивал Гриньку придумать, где он может хотя бы ночь про-вести.
-Скажи мне, почему ты из чудесной кареты не исчез, - спросил Гриня.
-В закрытом месте перемещаться невозможно, - ответил черт.
-Почему ты меня от них укрыл, так что они меня и не видали?
-Если оставил бы тебя там, в будущем, произошел бы временной парадокс – по-ихнему. А по-нашему - пойми, как бы у тебя дети тут родились, если бы ты остался там, в «завтра»? А со мной что было бы, и думать страшно. И потом, привык я к тебе, -закончил объяснение черт и смущенно опустил глаза.
Гриня был хлопчик, в общем, жалостливый и понимал, что и его заслуга есть в чертовых несчастьях. Он предложил несчастливцу спрятаться в печи, благо, от нее еще веяло уютным жаром. Только черт нырнул в печь, открылась дверь хаты, и вошли Вакула с Оксаной.
Черт в печи неожиданно прижился – видно, она напоминала ему родное пекло. Ко-гда Оксана растапливала печь и становилось совсем жарко, он спускался в поддувало и, если Гриша был дома, украдкой строил ему оттуда рожи. Еду он таскал из погреба, ино-гда навещал Солоху, которая весёлого гостя без угощения не отпускала. Больше всего черт забавлялся, дразня жившего по соседству за печкой домового. То молоко черт сква-сит, то золу по полу рассыплет, то оксанин гребень спрячет, то Вакуле под ноги черевик кинет, чтоб споткнулся – все его баловство очень злило домового. Домовые, как все зна-ют, любят порядок. Домовой видел чертовы проказы и ругал его на чем свет стоит, а черт радостно хрюкал и вообще всячески кривлялся. Но домовой зла долго не держал, и, хоть и бурчал что-то в белую бороду, шел на мировую, когда черт начинал подлещиваться. Ему тоже бывало скучно долгими зимними вечерами. Когда в хате все засыпали, черт с домовым играли в карты «на интерес». Потом пили чай с липовым цветом, очень души-стый. А еще спорили про жизнь и все-то у них выходило, что раньше все как-то получше было, и вода мокрее была, и трава зеленее, и день светлее, и ночь темнее, а теперь оно все как-то не так, и куда оно так придет, сразу и не скажешь. А шло оно, между прочим, все туда же – из вчера в завтра, как раз к нам…